Автор EL_Pelado

Бежали мы долго. Около часа. Не как спортсмены, или участники марафона, хуже, гораздо хуже, но долго – это всегда долго. И все равно не успели. Лучше бы и не бежали.

Полчаса отдыха позволили нашим затравленным организмам немного передохнуть и понемногу успокоиться. Что поделать, туман – это помеха для вертолетной авиации. А туман зимой – это может быть надолго.

Помните, как выглядит пламя костра?

Что, странный вопрос? А что здесь странного?

Многие люди костра и в глаза не видели. Что здесь говорить! Очень много людей не видело даже то, как на «кухне синим цветком горит газ». Гениально пел Виктор Цой. Гениально. Современные высотки – сплошь и рядом электрифицированы. Какой уж здесь газ.

Что может быть лучше природы? Матери нашей, которой мы сами, давно уже, отказали в родительских правах. А теперь она и сама начинает понимать, что без нас гораздо лучше, чем с нами. И платит нам различными катаклизмами.

Костер в лесу, или на берегу реки.… Посреди скал.… Какое же это блаженство, оказаться в этом кружочке теплого, мерцающего света. Глядеть на язычки прожорливого пламени, с треском пожирающего деревянную пищу. В этом круге чувствуешь себя в безопасности, в тепле и уюте. Словно находишься за семью замками, или, что еще лучше, под одеялом. Ну, все помнят? Когда страшно было в детстве, что я делал? Укрывался одеялом с головой и все! Никакие беды и несчастья, бабай, серые волчки, или дяди милиционеры мне были уже не страшны. Как же подло поступают, порой, взрослые, когда заставляют детей верить во всю эту херню с отдаваниями своих чад неизвестным персонажам. За непослушание.

Я помню, как тогда, когда мы прибыли в точку эвакуации, я мечтал об огне. Хотелось запекать в угольях картошку. Подвесить над веселым пламенем котелок с водой, для чая. И чтобы в бурлящую воду – попало несколько угольков и иголочек хвои. Горстка пепла. Такой чай, с пеплом, хвоей и угольками – самый вкусный на свете.

Нам нужно было продержаться, как минимум, до утра. Жаль, что костра нельзя было развести. Как бы и можно, но только не в этом месте и не в это время.

Часто слышу о добре и зле, о «белости и пушистости» и о «скользкости и зелености». Утомляет. Сразу скажу – я – сколький и зеленый! Никакого позитива. Нет, позитив, конечно, есть, без вопросов. Но на фоне всеобщего стремления к добру… Я как-то тускло выгляжу.

Хорошо. А с чего мы взяли, что с древних времен добро и зло сражались? А как по-нашему получились тверди земные? Не оттого ли, что жар был остужен хладом? Может всевозможные стихии, которые мы олицетворяем со злом и добром - трудились над совместным созданием самой Земли?

Черное и белое... Ну и, баланс между добром и злом... Штука философская, можем спорить долго и нудно, и даже подраться.

В любом случае, о чем нам говорят многие мировые религии? Главное – раскаяние. Раскаешься – будешь прощен. А раскаяться – это осознать свои грехи. А чтобы их осознать – их совершать нужно.

Вот и снова – не борьба добра со злом, а их совместная работа...

Интересно, когда мы становимся взрослыми? Зачастую то, что многие считают нас детьми, просто выдает в них то, что они не хотят видеть в себе самих. Я, вот, тоже, как уехал в семнадцать лет из родительского дома, так и появлялся там, не больше нескольких раз. «Будете у нас на Колыме».… Нет, я сам с удовольствием принимаю гостей. Лучше жить отдельно. И шишки набивать отдельно.

А быть взрослым – на самом деле очень просто. Если ты отвечаешь за свои поступки и за поступки своих близких, значит ты уже взрослый. Все знаем, что есть такое выражение: "взрослые дети". Это не к тому, что я, человек вполне определенных лет, являюсь ребенком в душе. Нет, это я о том, что дети, когда осознают себя личностью, начинают отдавать отчет своим действиям. Ведь водку пить и трахаться по подъездам – это детишки смогут сделать не мудрствуя лукаво. Только вот взрослыми от этого они не становятся.

Мы начинаем взрослеть тогда, когда принимаемся анализировать жизнь. Разбираться в причинах и следствиях своих поступков. Только тогда мы становимся по-настоящему взрослыми.

О чем могут говорить мальчишки, которым нельзя заснуть? Хотя заснуть можно, только в таком случае имеется шанс погибнуть от гипотермии. О чем можно говорить, когда нельзя согреться в нежном тепле костра?

Не о Женщинах. Да что миндальничать, не о бабах! Именно так мы тогда называли женский пол. И даже не о еде. И тем более, не о смерти. Мы разговаривали о том, кто, где был и куда ездил. Изо всей нашей разведгруппы, лишь я бывал в Москве и Ленинграде, еще тогда, когда они не были «Нерезиновском» и Питером. Да и Союз, вместе с родителями, изрядно пробороздил. А кое-кто не выбирался даже за пределы своего райцентра. Вот так, обнявшись, словно шпроты в банке, и переговариваясь, шепотом, постоянно опознаваясь, чтобы никто не заснул, мы мечтали о дальних странах.

«А вы не были на Таити?» Я тоже хочу на Таити.

Вот мне очень интересно. Когда я сам стал взрослым? Когда первый раз поцеловался с девочкой? Может тогда, когда в первый раз получил в зубы? Или тогда, когда впервые спустил курок плавным нажатием на спусковой крючок? А может еще тогда, в глубоком детстве, когда стащил в гостях у знакомого мальчика ножик «рыбку». Маленький тупой ножик в форме рыбки, зеленого цвета.

А потом пошел сдаваться своей Маме, после нескольких часов душевных терзаний? А как же! Дедушка Ленин, поступил бы точно так же. Вспомните его случай с «вазой»…

Вот так до сих пор и не пойму. Когда?

Недавно был в лесу. Мне-то недалеко, конечно, Киев практически со всех сторон окружен лесами. Среди обилия частной элитной застройки, все равно еще много диких мест, где можно почувствовать себя первопроходцем. Понятно, что так, гипотетически, но как бы то ни было.

Пока мой, вытянувшийся, словно червяк, пес, бороздил поджарым эсминцем волны белого снежного океана, я собрал хвороста из сухостоя и валежника, и разжег костерок. Небольшой. Просто, для того, чтобы был.

Конечно, есть в этом что-то первобытное. Человек и огонь. Человек и холод. Человек и Собака. Собака – она почти, как человек. Может, только не умеет делать подлости? Как человек для человека? И умеет прощать, как люди не прощают никогда, и как, редко, прощают высшие силы.

Рядом с собакой я чувствовал себя бывалым, битым жизнью и невзгодами путешественником и просто человеком. Да что там врать, по-большому счету – так оно и есть.

Точно так же прешь сквозь снежные завалы. Перепрыгиваешь через разлапистые корни и упавшие деревья. Утыкаешься носом в неизвестные предметы, а потом пробуешь их на вкус, кончиком языка, или презрительно фыркаешь. Нервно скулишь, когда что-то не получается, или звонко лаешь, либо от возбуждения, либо от страха. Хватаешь что-то крепкими зубами. А потом засыпаешь с мордой на лапах…

А тогда нас забрали. Через двадцать один час. Но забрали. По старой традиции, на войне своих, не бросают. Разве что, кидают…

Ну вот, вспомнилось. Как раз вчера это было. Только несколько тысяч дней назад.